Из сфальсифицированных дел 1937 г. одним из наиболее крупных стал 'процесс Наркомзема'. Он проходил в декабре и стал своего рода завершением целой серии разоблачений 'врагов народа' сельскохозяйственного профиля в районах республики. Как правило, к уголовной ответственности привлекались руководители колхозов и МТС, заведующие районными земельными отделами, работники контор 'Заготзерно', а иногда - и руководители районов. Так, по обвинению во вредительской деятельности к расстрелу были приговорены секретарь Кзыл-Юлдузского райкома ВКП(б) Б.Ш. Шаймарданов, председатель райисполкома Я.Ф. Курамшин, ряд лиц - к 20-ти годам заключения. Во второй половине 1937 г. к судебной ответственности были привлечены работники Кукморской МТС, Красновидовского и Тетюшского пунктов 'Заготзерно', бактериологической лаборатории в Чистополе (последних обвинили в распространении по заданию японской разведки сибирской язвы и ящура). Расстрельные приговоры были вынесены в отношении 8 человек. По результатам судилища, устроенного в ноябре над партийными и советскими работниками, руководителями хозяйственных организаций Буинского района, было расстреляно 14 человек. Как и любое другое дело о вредительстве, 'дело Наркомзема' рассматривалось под углом зрения борьбы с татарским национализмом, пантюркизмом и султанга-лиевщиной. Газета 'Красная Татария' от 23 декабря 1937 г. в заметке 'О суде пантюркистской вредительской организации в животноводстве' сообщала, что из 12 привлеченных к делу руководителей Народного комиссариата земледелия республики спецколлегия Верховного суда ТАССР приговорила к высшей мере наказания 10 человек с конфискацией имущества. Двое были осуждены к 10 и 15 годам лишения свободы. Все осужденные к расстрелу подали ходатайства о помиловании. Вскоре троим расстрел был заменен 20 годами лишения свободы. 16 февраля 1938 г. стала известна судьба остальных. В телеграмме, подписанной председателем Верховного суда СССР, говорилось: 'Осужденным Валееву, Ямашеву, Ахметову, Хуснутдинову, Галееву, Рафикову, Хаярову в помиловании отказано, приговор утвержден, немедленно привести в исполнение'. Из менее масштабных, но столь же драматичных процессов 1937 г. следует назвать дела о 'Контрреволюционной троцкистской террористической организации' и о 'Контрреволюционной немецкой фашистской организации'. По первому из них было привлечено 9 человек, в том числе историк М.К. Корбут, экономист-географ Н.-Б.З. Векслин. Большинство подсудимых были приговорены к расстрелу. По второму делу проходили российские немцы, которых обвинили в установлении связей с немецкой фашистской организацией 'Братство в нужде', распространении антисоветских слухов, проведении клеветнической кампании с целью разложения колхозов и совхозов. Расстрельный приговор в их отношении впоследствии заменили длительными сроками заключения. Организаторы фальсифицированных дел, следователи использовали весьма широкий набор обвинений, по которым казнили людей. В 1937 г. для вынесения обвинительного приговора достаточно было выказать сочувствие в адрес Л.Д. Троцкого, М.Н. Тухачевского, М.Х. Султангалиева, выразить сомнение в незыблемости Советской власти. Высшую меру наказания нередко применяли также к лицам, имевшим царские награды, бывшим членам партий меньшевиков и эсеров, к бывшим секретным сотрудникам cпецслужб 'за двурушничество', бывшим дворянам и офицерам. 1937 г. не случайно в народе назвали 'окаянным'. Тогда в республике, как уже отмечалось, был приговорен к высшей мере наказания почти каждый второй осужденный. Арестам подверглось в 4,6 раза больше людей, чем в 1936 г. Как и в других регионах страны, пик репрессий в республике пришелся на вторую половину 1937 г. Согласно приказу ? 00447 в Татарии по линии НКВД по первой категории должно было быть репрессировано до конца года 500 человек, по второй категории - 1 500. Эти цифры затем увеличивались и перевыполнялись. В августе 1937 г. во главе комиссии ЦК ВКП(б) в Казань прибыл посланец Сталина Г.М. Маленков. На пленуме Татарского обкома партии он заявил, что тов. И.В. Сталин не удовлетворен пассивностью в разоблачении врагов народа. Одновременно был сообщено, что бывшие руководители НКВД Татарии В. Гарин и П. Рудь сами оказались замешаны во вражеской деятельности, и лишь с приходом нового наркома А.М. Алемасова борьба с врагами народа стала набирать темпы. Последний и был тут же избран первым секретарем Татарского обкома ВКП(б), сохранив на некоторое время за собой прежнюю должность. На секретной встрече с местными работниками НКВД Г.М. Маленков упрекнул их за недостаточное использование необходимых мер воздействия к врагам народа. В виду имелись пытки в самых изощренных формах, включая избиения, 'выстойки' на ногах в течение нескольких дней, лишение сна, угрозы расправы с семьями, малолетними детьми. В сентябре 1937 г. новым наркомом внутренних дел республики стал В.Н. Михайлов. Его первым заместителем был М.И. Шелудченко. Именно с этими именами связаны наиболее драматические страницы истории 'большого террора' в Татарии. Свою роль в развертывании репрессии сыграли и председатель Президиума Bepховного Совета ТАССР Г.А. Динмухаметов и второй секретарь Татарского обкома партии Г. Мухаметзянов. - щни так же, как и А. Алемасов, В. Михайлов, входили к состав созданной в 1937 г. республиканской 'тройки'. Эта особая 'тройка' стала самой жестокой формои репрессивного аппарата. Разгул репрессий продолжался и в 1938 г. Особенно характерным было первое полугодие. С января по июль было арестовано 2 432 человека, осуждено более 900, приговорено к расстрелу - 467. Общее число осужденных в течение года составило 1 738, приговоренных к смертной казни - 513 человек. В январе 1938 г. Политбюро ЦК ВКП(б) приняло постановление 'Об антисоветских элементах'. Этот документ устанавливал дополнительный лимит на новые расстрелы и аресты по 22 областям, краям и республикам страны. В некоторых регионах между отделами НКВД развернулось соревнование по досрочному перевыполнению норм на репрессии, особенно по первой категории. Следователи, которые быстрее других доводили арестованных до 'признательных показаний', в своем кругу почтительно именовались 'колунами'. Лучшим 'колуном' в НКВД республики считался младший лейтенант госбезопасности Сунгатулла Курбанов. Через его допросы прошли десятки арестованных, и ни один них не смог выдержать истязаний. Подручными Курбанова был насмерть забит писатель Шамиль Усманов. Младший лейтенант лично выколачивал признания у директора Казанского медицинского института, офтальмолога Сулеймана Еналеева. От ученого требовали сознаться в том, что он на второй день после начала войны с империалистами собирался пустить в ход против жителей Казани 'два литра бактерий по указанию гестапо'. Надзиратель внутренней тюрьмы так описал последние часы С.Б. Еналеева в тюремной одиночке: 'Говорить он не мог, только хрипел, лицо и тело один сплошной синяк..., умер, упав на пол, при этом рассек лоб'. Последней жертвой Курбанова стал только что избранный секретарем Юдинского райкома партии Козлов. Первые семидневные допросы результатов не дали. Тогда за дело взялся Курбанов. Свидетель из числа следователей впоследствии показывал: 'Курбанов, взяв Козлова за волосы и приподняв одной рукой, стал наносить удары по голове и шее ребром другой'. Спустя несколько минут партийный секретарь начал давать 'признательные показания'. При подготовке дел, выносимых на заседание 'тройки', особенно свирепствовали направляемые в районы оперативные группы. Во время действий Мензелинской опергруппы во главе с Г.Е. Марголиным, еще до вынесения приговора погибло несколько человек. Самыми 'кровавыми' днями оказались 9-11 мая 1938 г. Тогда выездная сессия военной коллегии Верховного суда СССР приговорила в Казани к высшей мере наказания более 100 представителей политической элиты ТАССР. В числе расстрелянных были бывший первый секретарь Татарского обкома партии А.К. Лепа, председатель Совнаркома Татарии К.А. Абрамов, наркомы, руководители промышленных предприятий и партийных комитетов. Одним из основных обвинений, которые фигурировали в политических делах 1938 г., были обвинения в шпионаже. 'Шпионом' человек становился ввиду его национальности, места рождения или прежнего места проживания, а также по разнарядке руководителей спецслужб. Достаточно было, например, быть поляком, немцем, финном, латышом, чтобы получить обвинение в шпионаже в пользу своей страны. По подозрению 'в шпионаже' арестовывали людей, которые в свое время сами (или их родители) приехали в Татарию из зарубежных государств. Таких немало было среди русских, евреев, татар. По разнарядке как 'японский шпион' в ноябре 1938 г. был расстрелян татарский драматург, заслуженный артист ТАССР Карим Тинчурин. Жестоким допросам был подвергнут бывший ректор Казанского университета, самый молодой профессор из татар Г.Х. Камай. Из него выбивали показания о том, что он как агент гестапо передавал секретные материалы в Германию. После ареста Г.Х. Камая следователи начали формировать 'дело 18 профессоров и аспирантов'. Была создана мифическая 'шпионско-диверсионная группа' из ученых-химиков, в которую включили и Б.А. Арбузова. В ходу были и прежние обвинения в 'антисоветской', 'антиколхозной' агитации. Их итогом являлись расстрельные приговоры. Репрессии видных деятелей сопровождались вытравливанием памяти о них. Изымались и уничтожались книги, написанные 'врагами народа' или содержавшие их фамилии. В период 'большого террора' в республике по этой причине было изъято почти 700 названий книг, включая 51 учебник для татарских школ. Наказанные исполнители и помилованная система. Со второй половины 1938 г. волна репрессий начала несколько спадать. С июля по декабрь этого года в республике было арестовано около 1,6 тысячи человек, осуждено судебными органами - 721 и приговорено ими же к расстрелу - 46 человек. Это было связано с определенном поворотом в репрессивной политике тоталитарного режима. И.В. Сталин, поняв, что террор зашел слишком далеко, решает направить общественное недовольство на определенную личность. По его инициативе запускается в оборот термин 'ежовщина' как символ беззакония. При этом сами принципы карательной политики и кадровый корпус органов безопасности сомнению не подвергались. К осени 1938 г. нарком внутренних дел СССР Н.И. Ежов был деморализован. Он все более отстранялся от практического руководства НКВД. По инициативе вновь назначенного заместителя наркома внутренних дел Л.П. Берии был принят ряд документов, которые свидетельствовали о намечавшихся переменах. Так, в октябре по НКВД СССР издается приказ, который резко ограничил деятельность 'троек'. В ноябре СНК СССР и ЦК ВКП(б) принимают сверхсекретное постановление 'Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия'. Документ подтверждал правомерность партийных решений 1937-1938 гг. в отношении репрессий. Вместе с тем запрещались массовые аресты и выселения, в трехдневный срок предписывалось ликвидировать 'тройки' и 'двойки' при НКВД и управлениях милиции. Все дела теперь должны были рассматриваться только в судах и лишь в исключительных случаях - в Особом совещании при НКВД. Все недостатки и просчеты (увлечение массовыми арестами, упрощение следствия, заброшенность агентурно-осведомительной работы) были отнесены на счет еще не разоблаченных врагов, в том числе в центральном аппарате НКВД внутренних дел. Было предписано организовать проверку следственных дел в этом аппарате и на местах. В самом начале декабря появляется постановление 'О порядке арестов'. Отныне любые аресты членов партии могли быть произведены только с согласия партийного комитета. 27 декабря 1938 г. Л.П. Берия, к тому времени уже нарком внутренних дел, подписал утвержденный ЦК партии приказ ?00827. Документ предписывал прекратить вербовки агентов и осведомителей из числа ответственных работников партийных, советских, хозяйственных органов, общественных организаций, а также из числа обслуживающего персонала партийных комитетов. Было приказано 'немедленно прекратить связь с агентами и осведомителями этой категории и сообщить им об этом с вызовом и отобранием подписки. Личные дела указанных выше категорий агентуры уничтожить в присутствии представителей рай(гор)комов и составить акт об этом'. Общим итогом явилось некоторое смягчение карательной политики. В начале января 1939 г. в Казань прибыл представитель прокуратуры СССР. На совещании в обкоме партии он заявил о том, что надо серьезно 'почистить местные органы от нарушителей соцзаконности'. Вскоре после совещания было освобождено несколько десятков человек, уже 'признавшихся' во всех предъявленных им обвинениях. Среди них были Г.Х. Камай, Б.А. Арбузов, некоторые другие ученые. На свободу вышли комдив Я.Д. Чанышев, бригадный комиссар Н.С. Еникеев, ряд других 'военных заговорщиков'. Одновременно тоталитарный режим избавлялся от некоторых палачей и организаторов террора, так называемых 'ежовцев'. В 1939 г. был арестован, а впоследствии расстрелян Н.И. Ежов. Такая же участь постигла многих других руководителей центрального аппарата НКВД. На места были спущены негласные контрольные цифры по аресту и наказанию 'нарушителей социалистической законности'. Обычно речь шла о десяти-тридцати нарушителях из числа руководителей местного НКВД и наиболее ретивых следователях. В ходе чистки суду был предан ряд крупных работников НКВД республики. Среди них - бывший нарком внутренних дел ТАССР В.Н. Михайлов, его заместитель М.И. Шелудченко, особо уполномоченный НКВД СССР по республике B.C. Юрченко, бывший заместитель начальника 4-го отдела Г.Е. Марголин, бывший заместитель начальника 2-го отдела Л.Е. Маркович. Всем им были предъявлены обвинения в контрреволюционной деятельности и злоупотреблениях служебным положением, а Михайлову и Шелудченко, кроме того, - в служебном подлоге. Судебный процесс проходил в Москве в феврале 1940 г. Обвиняемые частично признали свою вину, но оправдывали свои действия приказами свыше. Михайлов и Шелудченко были приговорены к расстрелу; Маркович и Юрченко получили различные сроки заключения, Марголин умер в тюремной больнице в Лефортово. Немного позже состоялся суд над С.Л. Курбановым. Перед этим бывший 'колун' симулировал сумасшествие, обещал расстрелять врачей и следователя. Суд был внимателен к Сунгатулле. Младшему лейтенанту госбезопасности предоставили более четырех часов для выступления с защитительной речью и для произнесения последнего слова. Он обвинил во всем систему НКВД и своих начальников. Его приговорили к семи годам лагерей с возможностью досрочного освобождения, чем он впоследствии не преминул воспользоваться. В течение первого полугодия 1939 г. по решению ЦК ВКП(б) на заседаниях бюро обкомов, горкомов и райкомов партии состоялось переутверждение всех руководителей местных отделов НКВД. В республике это чистилище не прошло более трети начальников районных отделов внутренних дел. Исполнителей наказали. Однако система террора, ее методы были оправданы. В сверхсекретной телеграмме И.В. Сталина партийным комитетам (январь 1939 г.) от имени ЦК разъяснялось, что 'метод физического воздействия должен обязательно применяться и впредь, в виде исключения, в отношении явных и неразоружающихся врагов народа, как совершенно правильный и целесообразный метод'. 'Большой террор' уступил место 'малому' террору. В республике в течение 1939 г. было арестовано 955 человек, осуждено - 1 262. К высшей мере наказания не был приговорен ни один осужденный. У сталинского террора всегда находились защитники. Не перевелись они и в наше время, когда злодеяния режима предстали во всей своей бесчеловечности. В августе 1990 г. был издан Указ президента СССР 'О восстановлении прав всех жертв политических репрессий 20-50-х гг'. В октябре 1991 г. Верховный Совет России принял федеральный Закон 'О реабилитации жертв политических репрессий'. В документе отмечается, что реабилитации подлежат все жертвы политических репрессий, подвергнутые таковым на территории Российской Федерации с 25 октября (7 ноября) 1917 г. по день принятия данного закона. И вот в 1998 г. в Казани появилась брошюра, автор которой утверждал, что политические репрессии в стране 'были обусловлены прежде всего объективными условиями...' Однако никакие 'условия' не могут оправдать массовых расстрелов беззащитных людей, превращения сотен тысяч в 'лагерную пыль', арестов и издевательств над женами и малолетними детьми репрессированных и других форм беззакония и произвола. Подобные заявления кощунственны и безнравственны... К сожалению они иногда имеют место. Террор против собственного народа преступен. Таким образом, под каток 'большого террора' в республике попали тысячи и тысячи ни в чем неповинных людей. Этот террор носил самый массовый и беспощадный характер и стал порождением тоталитарного режима, созданной им обстановки страха и всеобщей подозрительности. Он резко умножил цену, которую народ заплатил за ускоренную модернизацию. Жертвы политических репрессий были реабилитированы только спустя многие десятилетия.
